У Хельмута Ульсена тринадцать братьев и сестер, но половину из них он ни разу не видел.
Хельмут, самый старший из них, родился весной 1945 года в норвежском городке в долине реки Паз. Его родители познакомились в военном госпитале, где его двадцатилетняя мать работала уборщицей.
Его отец служил шофером в оккупационной армии СС, которая более четырех лет занимала Норвегию. «У него было много свободного времени, что и нужно для того, чтобы делать детей», - говорит Хельмут с саркастической улыбкой.
Хельмут – один из примерно 10-12 тысяч норвежских детей, отцами которых являются немцы, хотя более точно – нацисты. Нацистский режим считал норвежцев достаточно чистыми с расовой точки зрения, чтобы солдаты могли заводить детей от норвежских женщин. Считается, что только в коммуне Сёр-Варангер проживает около 200 «детей войны», хотя Хельмут полагает, что их фактическое число гораздо больше.
«Я для себя посчитал, сколько человек я знаю, у кого отцы-немцы, и у меня получилось 25-26 человек», - говорит Хельмут. Но учитывая, что Вторая мировая война уходит все дальше вглубь истории, и что многие все еще не хотят говорить о своем прошлом, тех, кто может рассказать о норвежских «детях позора», становится все меньше.
От клички «наци» не избавиться никогда, и поэтому неудивительно, что сотни, а может быть, тысячи норвежцев скрывали свое истинное происхождение, некоторые более 70 лет.
«Сегодня, когда слышишь «СС», сразу вспоминаешь о концлагерях и страшных историях с восточного фронта», - говорит Рюне Раутио, старший советник компании «Akvaplan-Niva», занимающийся историей Второй мировой войны. Но он говорит, что во время войны в Норвегии это воспринималось по-другому. «В то время никто не имел никакого представления об этом и о том, что такое войска СС».
Хельмут, со своей стороны, понимает, почему дети, матери или их семьи скрывали правду. В некоторых семьях, рассказал он, существовала договорённость вообще никогда не говоритьо том, что у старшего ребёнка отец–немец.
«Немцы считали, что норвежцы должны стать частью Третьего рейха, поскольку мы принадлежим одной нордической расе», - говорит Раутио.
Командование оккупационных войск в Норвегии поощряло контакты между немецкими солдатами и местными женщинами, у которых оккупанты чаще вызывали скорее любопытство, чем подозрение.
«Вы сидите здесь в глуши, и вдруг тут появляются симпатичные парни, которым лет 18-20, приехавшие из самой Германии, – говорит Раутио. – Ситуация была запутанная».
Помимо наплыва солдат нацисты также давали четко понять, что любая женщина, вынашивающая ребенка от немца, получит хорошую компенсацию. Матерям, рожавшим детей по программе «Лебенсборн» предлагалось дополнительное питание, уход в специализированных роддомах и щедрая финансовая поддержка.
В разгар войны этим детям отдавался приоритет, и их считали символом новой арийской расы. С окончанием войны закончилось и их привилегированное положение.
Многие дети немецких отцов подвергались постоянным нападкам, став одной из групп населения Норвегии, наиболее пострадавших от дискриминации. По словам Хельмута, ребенок полунемец «покрывал позором имя семьи». Многие женщины, имевшие связь с немецкими солдатами, изгонялись из своих населённых пунктов, их прилюдно стригли, чтобы унизить и поставить на них клеймо предателей, или вслед им неслось «тюскерхуре» (немецкая шлюха).
Хельмуту и его матери повезло избежать большей части гнева со стороны местного населения.
«В Сванвике жило мало людей. Ближайшие соседи знали о том, что происходит, но люди об этом не говорили, – рассказывает Хельмут о романе своей матери и последующей беременности. – Были те, кому это не нравилось, но соседи заботились друг о друге. Но, конечно, здесь в Киркенесе люди были более бдительны, больше следили за тем, чем занимаются другие».
Насколько Хельмут знает, его мать Халдис по большей части сумела избежать антинацистского гнева, который охватил всю страну после освобождения, будучи изолированной в маленькой деревушке, где она воспитывала своего сына.
Судьба распорядилась таким образом, что Халдис вышла замуж за норвежца и родила еще шестерых детей. По возвращению в Германию Хельмут-старший также женился и у него тоже родилось шестеро детей.
Хельмут-старший также знал о сыне, который у него остался в Норвегии. «Пока мать была жива, она помогала мне писать письма, – рассказывает Хельмут. – Она хорошо знала немецкий». Но Хельмут так никогда и не встретился с отцом.
Когда ему было 13 лет, его тете сообщили, что отец погиб от несчастного случая. Так неожиданно оборвалась его основная связь с Германией.
«Я никогда не встречался ни с кем из моих немецких родственников, - говорит Хельмут. – До этого так и не дошло. Очень жаль говорить об этом сегодня, но… я иногда разговариваю с одним из братьев по телефону, и мы обмениваемся открытками на рождество».
Некоторые норвежки, родившие от немцев во время войны, пробовали начать все заново в Германии вдали от неодобрения местного населения. Через несколько лет многие из них с позором вернулись туда, где им были совсем не рады, с ребенком, говорящим по-немецки. Этим женщинам и детям было хуже всего.
“Особенно тяжело было детям, которые вернулись из Германии, - вспоминает Хельмут. - У некоторых осталась фамилия отца, из-за чего им было еще труднее. Издевательства начинались в школе и во многих случаях инициаторами издевательств были учителя”.
Различные судебные разбирательства о нарушении прав человека пролили некоторый свет на тяжелое положение детей немецких отцов. Некоторые рассказывали о моральных и физических издевательствах: о годах, проведенных в детских домах или в психиатрических учреждениях, или об использовании в качестве живых подопытных в медицинских испытаниях. Как они заявляют, все это делалось с разрешения правительства Норвегии.
Многие из детей, по словам их адвокатов, стали злоупотреблять алкоголем и наркотиками, а некоторые совершили самоубийство.
За эти годы было принято несколько судебных решений о компенсациях, а в 2000 году им было принесено официальное извинение. Но в значительной степени правда о детях немецких солдат продолжает оставаться тайной, и многие по-прежнему предпочитают смотреть в сторону, чем признать то, что было сделано.
«Нам по-прежнему нужно напоминать о том, что происходило тогда, – говорит Хельмут. – Если пытаться игнорировать историю, есть опасность того, что она вернется и даст вам прямо по голове. Мы слишком часто забываем об истории. История дает нам опыт, и мы должны стараться извлекать из этого уроки».
Особая благодарность Трюде Петтерсен за перевод